Охота на бобров

     Бобров рядом с Серегиной деревней развелось бесчисленное множество. Звери эти, со слов Серегиной тещи Прасковьи Никифоровны, потеряли всякую «наглость». Мало того, что они погрызли все ивы вдоль речки с романтическим названием Переплюйка, протекающей буквально в плотную с ее огородом, испортив, таким образом, тихий деревенский пейзаж, так эти «краснокнижные» твари еще и плотин понастроили, затопив огороды ближайших соседей тещи бабы Маши и дяди Феди. На очередном семейном совете тещей, как представителю поселения, Сереге был выдвинут ультиматум, гласящий о потери доверия к нему, как охотнику, не имеющему возможность восстановить справедливость по отношению к распоясавшимися непомерно бобрам. А попросту Прасковьей Никифоровной было дословно сказано, что если Серега в ближайшее время не отстреляет этих злодеев, то он будет лишен всякого с ее стороны покровительства и поддержки во время постоянных конфликтов с женой Пелагеей, которая превосходила Серегу как по проворности, так и по размеру всего организма.  Последний аргумент был решающим, и Серега, под давлением общественности, был вынужден ступить на тропу войны с обнаглевшими грызунами.

Снарядив патроны картечью и усиленным для надежности зарядом пороха, Серега еще засветло отправился на охоту. Место засидки было выбрано фактически сразу и представляло из себя раскидистую иву, склонившуюся над водой и уходившую корнями в огород тети Пелагеи. Как всегда, по традиции, перед охотой Серегой был поднят вопрос об ограниченном допинге в виде стакана самогонки с ложкой квашенной капусты. Это действо, со слов Сереги, должно было придать охотнику выносливости, уверенности в себе и способствовать усилению резкости, что было не мало важно при прицеливании в темное время суток. Последнее нашло полное понимание со стороны тещи и жены и было в полной мере материализовано непосредственно перед выходом.

С трудом взгромоздившись на дерево, Серега с комфортом устроился среди веток и всем своим видом напоминал охотящуюся в джунглях пантеру, хоть и немного потрепанную жизнью.  Время шло крайне медленно, что в первую очередь, было на руку только комарам, накинувшихся на оголенные участки тела охотника. Наконец, солнце ушло за горизонт, и вечерняя мгла стала быстро наступать со всех сторон. Вместе с темнотой к речке пришел и туман. Видимость резко ухудшилась, но это не являлось аргументом к прекращению охоты. Серега подсознательно догадывался, что будет, если ему не удастся в первом «бою» добыть злополучного бобра. Нежно улыбающиеся образы жены и тещи периодически появлялись и исчезали перед Серегиным взором, придавая ему уверенности в будущее. Наконец вдалеке раздался всплеск воды. «Началось» – подумал Серега и затаившись, весь напрягся, одновременно прижавшись к ветке дерева. Из тумана по воде медленно выплывал контур чего-то, напоминающий морду бобра. Серега, со слов друга Федора, знал, что бобры часто плывут, высунув на поверхность воды только часть головы, с расположенными на ней носом и глазами. До бобра оставалось метров двадцать, когда Серега стал медленно, как учил Федор, наводить мушку на цель. «Все. Пора» — прозвучал приказ изнутри охотника. Выстрел грянул в полной тишине, как гром средь ясного неба. Сработавшие законы физики, касающиеся силы отталкивания, возникающей при отдаче во время выстрела, подхватили и понесли обмякшее Серегино тело в неведомые дали, а точнее в холодные воды реки Переплюйки. Проснувшийся от подобных потрясений, внутренний голос Сереги прошептал уже привычное «Еперный театр». Слава Богу, что речка Переплюйка полностью соответствовала своему географическому названию и была Сереге чуть выше колен, что тем не менее, не спасло его от полного окунания с головой в холодную, дурно пахнущую тиной и илом воду. Придя в себя, Серега все-таки смог разглядеть поверженного супостата – им оказалась пятилитровая пластиковая бутылка из-под воды с наклейкой «Архыз».

В заранее подавленном расположении духа от радости встречи с близкими родственниками, Серега вернулся домой, но мысли о реванше уже появлялись в голове охотника, придавая ему надежду.