Бес попутал

Когда заходит речь о том, стоит или не стоит выставлять собаку для участия в полевых состязаниях,  я считаю, что непременно стоит. Стоит, если, конечно, нет каких-либо отрицательных моментов, связанных, например, с неблагоприятными погодными условиями, малым количеством птицы, особенностями правил проведения данных конкретных состязаний и т.д.

Целесообразность участия объясняется, прежде всего, следующими причинами:

• Как правило, состязания легавых собак проводятся в межсезонье весенне-летнего периода. При таком раскладе любой собаке, а особенно молодой, очень неплохо лишний раз «понюхать птичку».
• Далее — дополнительные физические нагрузки в полевых условиях пойдут на пользу не только собаке, но и её хозяину. В процессе работы в поле можно ещё раз оценить и достоинства и недостатки своей собаки с тем, чтобы постараться устранить последние до начала сезона охоты.
• Общение с коллегами, возможность посмотреть работу других собак и, наконец, наличие шанса удовлетворить собственные амбиции, если таковые имеются — всё это, безусловно, говорит за то, что в состязаниях надо участвовать.

В то же время я, как охотник, считаю, что полученные на состязаниях и испытаниях оценки, не всегда являются окончательным мерилом рабочих достоинств той или иной собаки.

Попробую пояснить это на конкретном примере

Изначально весь смысл испытаний легавых собак сводился к довольно простой формуле: собака должна искать «челноком», делать стойку по найденной птице, не бояться выстрела и после подъема дичи — не гнать её. Если собака выполнила все эти условия, то её работа уже, по определению, должна получить положительную оценку. Так нет же, благодаря усилиям целого ряда «специалистов», это, изначально простое и, на мой взгляд, мудрое требование к рабочей легавой собаке претерпело целый ряд изменений.

Например, ваша собака на состязаниях сделала всё как надо, но, вам снизят оценку — за ход; за невыразительную стойку; за короткую работу; за то, что собака на «челноке» заворачивает вовнутрь; за то, что голову на ходу держит низковато; за то, что перед подъемом бегущего коростеля долго копается в его набродах и т.д. и т.п.

И вот — извольте радоваться, — отработавшая, как ей положено, собака, получает минимальные баллы. Хозяин же, наивно считающий, что имеет рабочую собаку, становится владельцем бездипломного пса.

Лично мне дважды приходилось оказываться в подобной ситуации с очень неплохими, в рабочем отношении, собаками.

С тех пор, несмотря на всё моё уважение к «специалистам», я руководствуюсь собственными критериями оценки работы своей собаки. Если собака выполняет все свои действия, соответственно вышеуказанной формуле — значит всё в порядке, и я доволен. Отработанная ею птица, по охотничьим понятиям, имела шанс быть добытой, и это, я считаю — первично. Не спорю, вероятно, мои рассуждения носят весьма субъективный характер, и у многих вызовут массу возражений. Поэтому для того, чтобы успокоить моих оппонентов, отвечу следующее. Несмотря на все мои сомнения я, тем не менее, считаю, что на сегодняшний день полевые испытания являются пока единственным формальным (подчеркиваю — формальным) способом оценить ту или иную собаку. Мало того, я также считаю, что несмотря на всю условность этой оценки, всякая рабочая собака должна иметь полевой диплом.

Просто своими мыслями, высказанными в данном случае вслух, я хочу помочь довольно значительному числу «легашатников», особенно молодым, которые выходят на состязания с трясущимися руками и ватными ногами. Для того, чтобы унять естественное волнение перед началом выступления, советую им почаще вспоминать, что даже самая опытная судейская бригада — в силу целого ряда условностей правил, случайностей, возникающих ситуаций и неизбежной доли субъективизма, — не является последней инстанцией. Если вы — охотник, и натаскивали собаку для охоты, то последней инстанцией для вас обоих, будет содержимое вашего ягдташа. И, дай Бог, чтобы в идеале вес ягдташа совпадал с «весом» тех баллов, которые получает ваша собака на состязаниях.

Несмотря на весь вышеизложенный скептицизм относительно судейской оценки и декларируемую мной некую личную отстранённость от её конечных результатов, я должен признаться, что и меня однажды не миновал дух человеческой гордыни и тщеславия.

Было это довольно давно — лет десять-двенадцать тому назад. Случилось так, что моя трехлетняя красно-пегая сука породы пойнтер начала довольно успешно выступать на состязаниях. В течение одного лета она выиграла приз Российской Охотничьей Газеты, а также при почти полном безветрии с высокими баллами и дипломом II степени была первой на внутрипородных состязаниях. Очень опытные судьи в один голос заверяли, что собаке чуть-чуть не хватает везенья для получения диплома первой степени. Эти заверения и подстегнули моё тщеславие, которое, вероятно, в той или иной степени дремлет в душе каждого из нас. Трезво оценивая достоинства своей питомицы, я понимал, что имею очень неплохую, в охотничьем плане, собаку со спортивными задатками, но с чутьём явно недостаточным для получения столь высокого диплома. И тем не менее — а вдруг…

Случай представился незамедлительно.

Как обычно, в конце июля перед самым открытием охоты, в Белоомуте проводили областные межпородные состязания легавых. Лето выдалось очень дождливым, и по приезду в Каданок мы были просто ошеломлены зрелищем полузатопленных лугов.

• Где же тут проводить состязания? — вопрошали участники.
• Найдем, — оптимистично отвечали ответственные лица.

За день до выхода в поле я стараюсь не пускать собаку в луга даже для самой короткой работы и ограничиваюсь лёгкой прогулкой. В этих условиях даже такую прогулку было осуществить довольно проблематично: кругом вода.

Согласно жребию, на следующий день мы выступали во второй десятке; сведения, которые привозили уже отсудившиеся участники, были весьма неутешительными: «…карты почти полностью залиты водой, птицы крайне мало…». И вот наша очередь, — садимся вдвоём с очень симпатичной дамой-курцхаристкой в УАЗ-ик и едем к месту проведения состязаний. Наш довольно замысловатый путь больше напоминал плавание по малым рекам и если бы не работяга УАЗ-ик…

Приехали, вылезли и видим следующую картину. По почти полностью залитой водой карте бредёт ирландский сеттер, а с кочек, заросших довольно низкой травой, от него в разные стороны с весёлым визгом разлетаются бекасы. Сбоку от карты на сухом бруствере канавы, сидит и горько плачет известный ирландист — назовём его Н. На противоположном бруствере во главе судейской бригады стоит ещё более известный нашему брату-легашатнику (ныне покойный) И.О.Мейдман и что-то сердито пишет в блокнот. На мой вопрос, что случилось и не нужна ли помощь, — Н. разразился тирадой, суть которой сводилась к тому, что Мейдман, … проклятый, специально, чтобы засыпать команду ирландистов (сам Мейдман англичанист) загнал его с собакой нарочно в болото.

Уж не знаю, специально или не специально это было сделано, но работать по таким бекасам по моему мнению ни одна легавая собака не может и я, честно говоря, приуныл.

Между тем, судьи подали сигнал, чтобы мы с милой дамой следовали к ним. Путь наш был довольно извилистым. Дело в том, что я был в высоких охотничьих сапогах, а дама в весьма легкомысленных, коротких. Долго мы выбирали обходные пути и, наконец, перед самой судейской бригадой уткнулись в довольно глубокую канаву, абсолютно не проходимую для сапог моей спутницы. Пришлось тряхнуть стариной, и под весёлые одобряющие крики судей, перенести даму на руках через проклятую канаву. Слава богу, в грязь лицом я в тот раз не упал. И вот прибыли – окидываю взглядом предстоящее «поле сражения». Слева болото с бекасами, на котором недавно рыдал Н. — там «смерть». А вот справа — относительно приличная карта, где поблескивают только отдельные лужи; нам бы туда! По крайней мере, даме с курцхааром, которая должна была выступать передо мной, указывают на эту карту. И вот посланный по команде курцхаар — на правильном «челноке», где лёгким галопом, где рысью, с довольно низко опущенной головой — двинулся вперёд. Прошло буквально несколько минут, и курцхаар «спорол» дупеля. Прекрасно, подумал я, дупель — это не бекас. Терпеть не могу бекасов на состязаниях. То этот бекас —так называемый «грязевой», — и собака его вообще не «работает», то настолько строг, что даже из высокой травы поднимается далеко, и собака часто не успевает его причуять. При этом не всякие судьи учитывают этот момент. Другое дело — дупель. Тут и добавить нечего — дупель, есть дупель. Между тем судьи быстренько оформили курцхаару «баранку» за первую работу и, благо, дупель улетел недалеко, пустили его по перемещённому — собака опять «спорола». По условиям состязаний собаке давали две птицы. Всё, — «непроявление чутья». И моя милая спутница повесила голову. Теперь — наша очередь. Для меня прелесть сложившейся ситуации состояла в том, что дупель не улетел с карты и после второго подъёма. Видимо был «смирный» и не «нахлёстанный», да потом и лететь-то ему было особенно некуда: кругом вода. Последовала обращённая ко мне команда:

• Видели где сел?
• Видел.
• Наводите собачку!

После посыла вперед, моя собака на хорошем галопе (за ход на состязаниях у неё всегда было 8-9 баллов), с головой, которую она несла чуть-чуть выше линии туловища, двинулась на поиски вожделённой птицы. Сзади меня послышалось довольное ворчание Мейдмана: «пойнтер есть пойнтер…». Пока я шел за собакой, направляя её к сидке, моя гордыня вновь воспарила вверх, и у меня созрел «коварный» план, как натянуть недостающие баллы за чутьё. Всё дело в том, что дупель был не только смирный, но и бегущий. Это я заметил после его второго подъема из-под курцхаара: птица взлетела существенно дальше от того места, где она первоначально села. Обычно так поступают молодые дупеля, которые первое время больше надеются на ноги, чем на крылья. И вот, в свете таких умозаключений, я решил, что если собака благополучно найдет птицу, то не буду спешить с её подъёмом — авось дупель отбежит. В этом случае появляется, по моим расчётам, реальный шанс, согласно которому судьи будут определять дальность чутья не от места стойки и до сидки первоначально причуянной собакой птицы, а от стойки до места взлёта успевшего за это время переместиться дупеля. По тем же расчетам это должно дать нам несколько дополнительных, если можно так выразиться «левых» метров.

И вот порядок, собака замерла на стойке, судорожно прихватывая воздух приоткрытым ртом, — верный признак, что стоит точно «по птице», а не «мастерит»: это за ней иногда водилось. Иду согласно плана, неспеша, собака стоит твердо и лишь иногда оглядывается на меня — «мол, что ты медлишь»? Слышу сзади шаги, и меня догоняет один из судей — с ружьем, — он должен выстрелить в случае подъема птицы, чтобы удостовериться в том, что собака не боится стрельбы. Про себя думаю — «надо же, с ружьем, не лень ему целый день таскаться с этакой тяжестью, — обычно все обходятся стартовым пистолетом». Замечу, что именно это ружье и сыграло злую шутку в моей ситуации. Однако, всё по порядку. По команде «вперёд», собака крадучись продвигается и снова замирает. Ещё команда — ещё вперёд и, — птица взлетает, как я и предполагал, значительно дальше места первоначальной сидки. После моей команды «даун», собака останавливается и тут сзади меня звучит ружейный выстрел судьи, — и, о боже! Собака, как пуля устремляется вперед, вслед за птицей.

• Даун! — и она вновь останавливается, но уже поздно, для нас с ней в этот раз всё кончено — погнала!

Вот оно — наказание за тщеславие! Мысленно проигрываю в голове возникшую ситуацию, и всё становится на свои места. Моя собака, впрочем как и многие другие легавые, для хозяев которых охота является основной причиной, по которой они держат своих четвероногих друзей, имеет один серьезный недостаток. Этот недостаток состоит в том, что после выстрела собака самостоятельно, без команды хозяина, кидается к битой птице. На охоте этот недостаток не столь существенен и часто приносит даже пользу. Собака видит, куда упала птица и быстро её находит. Особенно это удобно, когда имеешь дело с бегущим подранком. В том же случае, когда собака после выстрела остается на месте, её поиск часто происходит вслепую в расчёте лишь на одно чутьё.

В процессе «натаски», которая производится практически без стрельбы, собака обычно усваивает, что за взлетевшей птицей бегать категорически нельзя. На охоте же — совсем другое дело: за быстро найденую и поданую дичь, хозяин только поблагодарит. Моя собака изначально никогда не гоняла, не гоняла она и на состязаниях, ибо всерьез не принимала слабый щелчок стартового пистолета. Другое дело сейчас, когда прозвучал настоящий ружейный выстрел прямо над ухом.

• «Значит надо поступать как обычно», — видимо, мелькнуло в её сознании.

Поэтому-то её поступок в данном случае и соответствовал выработанному не на «натаске», а на охоте, рефлексу.

…Эх! — подумалось мне, — если бы не мои хитрые замыслы…

Побеги я к стоящей собаке во весь дух, то и судья остался бы позади, выстрел прозвучал бы в отдалении и, возможно, конец был бы не столь «трагичным». Но, согласно пословице, все мы сильны задним умом. А так — что сделано, то сделано. И наказание, которое я получил, по большому счёту можно считать вполне заслуженым. Подошедший Мейдман неодобрительно покачал головой и сказал: «Что же Вы так? Вроде опытный легашатник, и собачку имеете классную, а такой конфуз?…» В ответ я промолчал, а про себя подумал: «бес попутал».

Но с той поры на любых состязаниях и испытаниях, не зависимо от того, чем «вооружена» судейская бригада, я со всех ног лечу к застывшей на стойке собаке и после подъёма птицы что есть мочи ору: «Да-а-а-ун!». Пока вроде помогает.

В.Шварц, Москва, 2003г.