В гостях у Катерины.

В былые времена выбор места для поездки на охоту в нашей компании решался довольно просто. Брали карту, и больше надеясь на интуицию, чем на географическую информацию методом простого « тыка» определяли точку высадки десанта. Да и какую информацию можно получить из карты масштабом на пример 1: 20 ,а то и 1:50. Более подробные карты были тогда засекречены и простым смертным практически не доступны.

Вот и однажды случилось так, что на весеннюю охоту мы с приятелем выехали, придерживаясь этого же принципа. Вышли из поезда на крошечной станции и подались по наезженной трактором дороге прямо в лес, благо весь пристанционный поселок можно было миновать минут за пять.

Весна, светит солнце, дорога и лесные поляны оттаяли, а в ельниках еще кое- где лежит снег. Кругом птичий гомон, перестук дятлов и море голубых подснежников.

В рюкзаках за спиной запас непритязательной снеди котелки спальные мешки да кусок полиэтилена для навеса на случай непогоды. А еще ружье и патроны, о которых мой приятель говорит: «возьмем – вдруг понадобятся». Теоретически задача у нас довольно простая: разбить лагерь в месте, от которого можно было бы не далеко ходить на тягу и попытаться найти тетеревов. Кроме того, нашей мечтой было разведать глухариный ток. Мы были уже достаточно опытными охотниками и понимали, что найти самим глухариный ток простым наскоком, всего за несколько дней, практически нельзя. Для этого нужно колоссальное везение. А вот получить хотя бы общую наводку от местных жителей с тем, что бы на следующий год провести поиски уже в конкретном месте – это вполне возможно. Забегая вперед, со всей определенностью могу сказать, что довольно часто этот метод себя оправдывал.

Идем уже более двух часов, дорога зимняя лесовозная, признаков близкого жилья не видно. С обеих сторон стоит стена хвойного леса. В основном крупный ельник и это совсем не то, что нам надо для стоянки. Идти довольно легко, лишь изредка приходиться перебираться через неглубокие весенние ручьи. Следов на дороге не много, и в основном лосиные. Довольно часто слышен шум перепархивающих рябчиков и их веселое посвистывание.

Проходим еще минут сорок и вдруг сзади раздается шум. Взлетел глухарь, использовав свой любимый прием. Затаился где-то в вершине ели, переждал опасность, а потом и поднялся. Самой птицы мы не видели – только хлопот крыльев да качающиеся ветви. Радуемся этому маленькому событию. Не важно, что не знаем места нахождения тока, главное, что глухари здесь есть. Вскоре эта мысль подтверждается и наличием свежих следов на дороге.

Наконец местность начинает меняться. Появляются как заросшие, так и свежие лесные вырубки. А вот и заброшенные поля, покрытые мелколесьем с большими чистыми прогалами и кустарником. Выходим к небольшой речке, переходим ее в брод по камням и тут же находим высокий прогретый солнцем бугор. Видимо на бугре когда-то стояло человеческое жилье, о чем свидетельствуют большие валуны – остатки фундамента да одичавшие яблони и кусты бузины.

Решаем разбить лагерь в небольшой березовой роще под одинокой сосной. Валежника для дров хоть отбавляй, вода из речки рядом, да и тяга по вырубкам и мелколесью должна быть не плохой. Опять же, токующим тетеревам на заброшенных полях должно быть раздолье.

Таскаем сено для подстилки из остатков прошлогоднего стога к большому неудовольствию местных мышей, расстилаем поверху спальные коврики, а потом и спальники. Над всем этим нехитрым сооружением натягиваем пленку в качестве тента. Ложе готово, теперь дело за костром, незамысловатой горячей похлебкой и чаем.

Пока обустраиваем жилье то и дело задираем головы – на север непрерывными косяками с гоготом идут гуси, но высоко — вне выстрела. Человеческое жилье где-то не так далеко: слышен лай собак и кукареканье петуха. И это хорошо с точки зрения сбора интересующей нас информации о глухарях. После обеда устраиваем непродолжительный отдых. Полные блаженства рассуждаем о том, что прелесть весенних дней, если конечно они сухие и теплые, в отсутствии комаров и прочей крылатой нечисти. Но бог мой! Как редки весной такие деньки на нашем севере.

Часа за два до вечерней вальдшнепиной тяги, поднимаемся и решаем сходить на разведку. Да и места, где лучше стать не грех выбрать заранее. Расходимся в разные стороны. Решаю пройти немного вдоль речки. Вскоре на берегу обнаруживаю свежие бобровые погрызы, а вот и плотина, перед которой довольно большое зеркало воды. Из залитых прибрежных кустов, сверкая белыми подкрыльями, взлетает стайка северных уток. Любуюсь их полетом и вдруг слышу хруст. Все ясно – где-то рядом бобер. Очень хочется увидеть лесного строителя за работой, потому что застать его на берегу днем большая редкость. Пытаюсь двигаться под звук разгрызаемой древесины, но бобер не глухарь, и в результате вместо зверя, вижу только круги на воде от мощного всплеска.

Проходя через большую поляну, окруженную высоким березняком, обнаруживаю кучки тетеревиного помета – их много. Видно крупная стая кормилась в зимнюю стужу на березах. Затем, перед заходом солнца, птицы с высоты деревьев ринулись в снег, переночевали в лунках и надолго оставили следы своего пребывания.

Наконец нахожу подходящее место для тяги. Это поросшая березняком вырубка. Посреди нее течет ручей, разливающийся в довольно широкое, но неглубокое болотце. На вырубку ведет старая тракторная дорога, по которой видимо когда-то вывозили лес. Решаю стать в месте выхода дороги на вырубку. Авось вальдшнеп потянет вдоль чистого просвета между двумя лесными массивами. А вот и поваленное дерево, на которое можно присесть в ожидании тяги. До нее еще минут сорок. Только – только присел, как услышал посвист рябчика: «ти – ти –титирититити» — ага, думаю, петушок. От нечего делать достаю манок. Рябчик сразу же откликается, «вот что значит весна» – думаю про себя, а вот и шум крыльев при перелете. Свищу еще несколько раз – все тихо. Видно, где-то сфальшивил. Убираю манок и, не шевелясь, сижу. Вдруг слышу шорох прошлогодней листвы на земле. Не двигаюсь, кошу лишь глазом в сторону звука. И вот почти из-за спины, бегом появляется хохлатый красавец, спешащий на бой с соперником. Отважный боец пробегает не дальше метра от моей ноги и скрывается в кустах. «Беги парень, набирайся силы, помогай подруге летом воспитывать выводок, да не попадайся мне осенью» — напутствую я петушка на прощание. Потихоньку начинает смеркаться. Пора. Встаю с дерева на котором сидел и, заняв боевую позицию, начинаю прислушиваться. А вот и первый «разведчик», летит, себе не спеша с хорканьем, но далеко и высоко над кромкою леса. Этот — не наш. Минут через десять хорканье раздалось совсем близко. Это, возможно, наш – и точно. Прямо на штык на высоте метров пятнадцать поперек дороги выскакивает темный длинноклювый силуэт. Вскидываюсь, бью раз за разом и птица, круто сбросив высоту, спокойно улетает. Через несколько минут все повторяется в той же последовательности. Только вальдшнеп пересекает дорогу не справа, а слева от меня, а в остальном, все тот же мазила.

С самых первых дней моего увлечения охотой терпеть не могу стрельбы «на штык», да еще когда птица прямо над головой. Я почти всегда заранее чувствую промах, стволы с мушкой заваливаются не весть куда и «пудель» обеспечен. Пропустить же птицу и бить в угон в данном случае не получается. Дорога узкая и противоположный массив леса расположен слишком близко.

Решаю поменять место и встать рядом с болотцем. Стою над тем местом, откуда только что ушел, опять протянул вальдшнеп, а у меня ничего. Со стороны, где по моим расчетам должен быть мой приятель, слышатся несколько выстрелов. «Уж он то стрелок отменный – не промажет» – думаю я. Но вот опять хорканье и показывается птица, она летит чуть в стороне как раз для бокового выстрела. Ловлю вальдшнепа на мушку, а затем выношу ее вперед, — как учили на стенде. Мысленно уговариваю себя плавно вести стволы перед птицей, не останавливаясь во время выстрела, и жму на спуск. Вальдшнеп свечей взмывает вверх и, начиная вращаться винтом, неожиданно быстро падает в воду, подняв небольшой фонтанчик брызг. Вот она — первая охотничья добыча нынешней весны. До конца тяги я взял еще одного вальдшнепа и по двум промазал. По нашим московским меркам тяга была хорошая. Я насчитал двенадцать птиц, которых видел и слышал, причем половина из них прошла на выстрел. Да и пары добытых вальдшнепов по моим понятиям вполне достаточно. Уже в темноте возвращаюсь в лагерь. Приятель взял трех птиц и тоже был весьма доволен.

За кружкой чая перед сном обменялись впечатлениями об увиденном и услышанном. Оба пришли к единодушному мнению, что тетеревов здесь довольно много. Их вечернее бормотание слышалось со всех сторон. Однако особенно интенсивно оно звучало примерно из одного и того же места. Утром решаем встать пораньше и это место проверить. Сказано – сделано. На следующий день с рассветом идем искать тетеревиный ток.

Ток оказался не далее, как в двух километрах от нашего лагеря, на слегка заросшем кустарником поле. Да еще какой ток! На земле и на отдельных березах бормотало, чуфыкало и просто сидело более двух десятков птиц. Большая часть петухов токовала на земле, а на деревьях, наблюдая за всем происходящим, восседали в основном куры. Столь большого и концентрированного тока я никогда не видел. Лишь однажды я наблюдал ток, где по приблизительным подсчетам было более полусотни птиц. Но этот ток был не на земле, а на льду озера. Закрайки у водоема уже оттаяли, и на тетеревов можно было только любоваться издали. В данном же случае, пользуясь отдельными кустами, как прикрытием, мы умудрились подойти к птицам метров на сто пятьдесят. План завтрашней охоты созревает мгновенно. Почти в центре тока лежит небольшая копна прошлогоднего старого сена. Вот там–то и решаем устроить засидку, а вернее залежку.

Известно, что нашему брату – москвичу, который вырывается на весеннюю охоту всего на несколько дней, не по зубам тетеревиные тока, если там кто ни будь, заранее не построит шалаши. Требуется как минимум пара недель, прежде чем птицы привыкнут к подобным, новым для них, сооружениям и перестанут их избегать. Поэтому мы стали практиковать подобную охоту путем выхода на тетеревиный ток с вечера с последующей там ночевкой. Практикой проверено, что птицы не боятся лежащего человека, даже посреди токовища, особенно если он накрыт куском маскировочной сетки. Для такой охоты нужен спальник, в котором можно переночевать, и несколько вешек. Вешки втыкаются в землю на расстоянии примерно сорока – пятидесяти шагов от места ночевки. Поскольку стрелять приходится лежа, да еще часто в предрассветном сумраке, когда ориентироваться в расстоянии весьма трудно, вешки вещь незаменимая.

В лагерь уходим тихо, стараясь не потревожить токовище. На обратной дороге случайно набредаем на свежую вырубку, сплошь усеянную строчками. Ну что может по вкусу сравниться с этими весенними грибами, а тут у нас в рюкзаке нашлась еще и пара луковиц.

Тянем жребий, кому первому идти на ток, и этот жребий выпадает мне. Перед тем, как пойти к месту тяги, захожу на ток, и обустраиваю будущую ночевку. Взяв опять двух вальдшнепов, возвращаюсь уже в темноте. Тетерева часто прилетают к месту токовища еще с вечера и ночуют на деревьях. Поэтому стараюсь не шуметь и пользоваться фонариком по минимуму. Залезаю в спальный мешок, заряжаю ружье единицей, накрываюсь маскировочной сеткой и блаженно засыпаю. Спать можно часов до трех. В три часа срабатывает мой внутренний будильник. Небо чистое, звездное, луна уже почти скрылась, и восток начинает чуть-чуть светлеть. Слегка подмораживает, но утро, похоже, будет что надо. Переворачиваюсь на живот, подтягиваю поближе ружье и спускаю предохранитель. В полной тишине лежу минут двадцать. Но вот, где-то совсем недалеко раздается громкое хлопанье крыльев и на землю опускается еще невидимый во тьме петух. Сел и затих – наверно прислушивается. Считается, что это токовик, зачинатель всего игрища. Мертвая тишина стоит еще минут десять. А потом с места посадки начинает раздаваться бормотание. Бормотание прерывается громким и чистым звуком чуфыканья и хлопаньем крыльев. Согласно литературе, токовика ни в коем случае стрелять нельзя, потому что без него весь ток распадется. Прислушиваюсь к токованию первого петуха и про себя решаю, что, вероятно, все в порядке и ток начинает «работать». Между тем как бы в ответ токовику, слышна посадка, а затем и звуки токования еще одной птицы, а потом еще и еще….. Наконец начинает полегоньку светать, и я уже различаю силуэты птиц. Сидят они все по отдельности. Каждый тетерев, занимая свой участок, бормочет, подпрыгивает во время чуфыканья, хлопает крыльями и делает небольшие пробежки.

Картина неповторимая. В рассветном полумраке птицы кажутся огромными и если бы не вешки – ориентиры давно бы не удержался от выстрела. Зрелище — глаз не оторвешь, но я же на охоте. Беру на прицел, как мне кажется, ближайшего петуха и, постоянно сверяясь с ближайшей к нему вешкой, жду. Мои предположения оправдываются. Петух, хотя и очень зигзагообразно, во время своих перебежек приближается ко мне. И вот моим ожиданиям настал конец – тетерев пересек намеченный рубеж, после которого можно стрелять. Тщательно прицеливаюсь и бью. Видимо по инерции птица пробегает еще пару шагов, хлопает крыльями и замирает. Все кончено, лишь слышен шум улетающих тетеревов и поляна пустеет, будто здесь ничего и не было. Любуюсь трофеем, у него особенно хороши алые брови, белоснежное подхвостье, и широкая иссини – черная лира хвоста. Однако пора и восвояси, собираю пожитки и направляюсь к лагерю.

Проходя краем болота, вдруг вижу, как из-за леса медленно и плавно вылетает большая стая журавлей. Неожиданно журавли делают большой круг, и с громким курлыканьем опускаются на землю недалеко от меня. Замираю на месте, и не зря. Потыкав землю длинными клювами, некоторые птицы начинают подпрыгивать вверх, взмахивая крыльями и перебирая стройными ногами. Все ясно, мне очень повезло, и я стал свидетелем редкого зрелища – свадебных танцев журавлей. Восходящее солнце, блеск легкого инея на земле и туманная утренняя дымка предавали сказочное очарование этим, выдуманным самой природой, танцам.

Очутившись в лагере, застаю приятеля за приготовлением завтрака. Демонстрирую красавца-петуха и рассказываю, как все происходило. Мой напарник слушает внимательно и задает много вопросов – ведь сегодня в ночь его очередь идти на ток. Но на следующее утро на току ему не повезло.

Погода была такая же прекрасная, птицы прилетели и начали токовать как обычно. Но толи мой вчерашний выстрел их насторожил, толи приятелю просто не повезло — не знаю. И, тем не менее, ни один петух к нему на выстрел не приблизился. Пролежав все утро безрезультатно, он решил, что если гора не идет к Магомету…….. одним словом он выбрался из-под сетки и по-пластунски решил подкрасться к тетеревам поближе. Но не тут то было. Петухи, увлеченные игрой, возможно, его и подпустили бы, а вот куры, сидящие на деревьях – нет. С громким тревожным квохтаньем они поднялись в воздух и тут же вслед за ними взлетели и петухи. Одним словом, как охотнику не было обидно, но номер с Магометом не прошел. После завтрака решаем сходить в деревню в надежде получить интересующую нас информацию о глухарях.

Не прошли мы по дороге и полукилометра, как путь нам пересек заяц. Двигался он, не спеша, деловито и почти не обращая внимания на нас. Сейчас у зайцев гон и днем на лежку, как обычно, они не ложатся, а шастают по лесу в поисках партнера или партнерши. Но как они отличаются от птиц с их франтоватым брачным нарядом! Наш заяц был весь облезлый, шерсть на нем торчала клоками, где уже серая, а где еще белая. Одним словом, если это и кавалер, то вид у него был очень замызганный.

Прошли еще с километр и, наконец, появились первые признаки жилья: вспаханное поле, свежие порубки и недавние следы трактора. Неожиданно на краю поля послышалось тетеревиное бормотание. А вот и сам петух – сидит в полном одиночестве на высокой березе и время от времени бормочет. От нас до березы метров двести пятьдесят. В открытую по полю подойти к петуху и думать нечего. Но позади березы растет довольно густой кустарник, который начинается прямо от нашей дороги. Решаем, что я останусь на виду, с тем, что бы отвлечь внимание птицы, а приятель попробует подобраться к ней, прикрываясь кустарником.

Проходит минут пятнадцать, тетерев замолчал и видимо насторожился, но не улетает и по-прежнему сидит головой в мою сторону. И вот, наконец, выстрел и птица падает с березы на землю. А вот и приятель несет петуха с довольной миной на слегка заросшем лице. Это его реванш за утреннюю неудачу.

Почти на подходе к небольшой деревеньке, которая разместилась на берегу еще покрытого льдом озера, нас догоняет мужчина. На нем форменная фуражка лесника, а на плече лопата. Мы представились, и он тоже назвался. Звали его Петром. Угостили нового знакомого сигаретой, и он пригласил нас к себе в гости. Во дворе дома, где жил Петр, нас приветствовал громким веселым лаем крупный, но несколько худоватый пегий выжлец. Хозяйка, угостив нас горячей картошкой и молоком, убежала на ферму к телятам.

Оказалось, что Петр работает лесником, а жена в колхозе, дети разъехались кто куда, и живут они теперь вдвоем. На наши расспросы об охоте Петр отвечал, что он охотник с детства и предпочитает охоту с гончей. В качестве демонстрации трофеев он провел нас в чулан и показал большую связку заячьих шкурок и чуть поменьше лисьих. Кроме того, мы увидели большую шкуру рыси, которую Петр предложил у него купить за совершенно смехотворную по нынешним временам цену. Мы поблагодарили за предложение, но оба отказались. Возиться с выделкой шкуры, даже такой великолепной, нам тогда не хотелось. На вопрос, как был добыт зверь, Петр ответил, что довольно легко – из-под собаки и на земле. Стрелял он двойкой. Перед самым уходом мы начали выспрашивать Петра о главной цели нашей разведки, о глухарином токе. В ответ Петр сказал, что сам он не охотник до этой дичи – слишком рано надо вставать. Но до недавнего времени ток здесь существовал, и довольно недалеко от деревни. Этот ток по слухам был очень хороший – петухов десять, а то и пятнадцать. Однако года три назад сосняк, где токовали птицы, был вырублен. Поэтому теперь глухари, похоже, рассыпались по всему лесу и токуют либо очень небольшими группами, либо вообще по одиночке. Получив такую малоутешительную информацию, мы совсем уж было собрались уходить. Однако на прощание Петр, видимо, чтобы нас подбодрить, предложил приехать к нему осенью на охоту с гончей. По его словам зайцев в округе полно и это предложение нас крайне заинтересовало.

По возвращении в лагерь потихоньку начинаем собирать вещи. Срок нашей вольной жизни подошел к концу. Завтра на поезд, и здравствуй столица. Сидя у последнего, на этой охоте, костра подводим итоги. Разведка глухариного тока не удалась. Зато вдоволь насладились вальдшнепиной тягой. Побывали на тетеревином току. Напились березового сока и вообще жизнь прекрасна. Трофеи, хотя и скромные, тоже вполне радуют. Дома можно будет организовать застолье, на котором отведаем малую толику дичных деликатесов.

Лето в Москве короткое. Не успеешь остыть от весенних впечатлений, а там уж и липа отцвела, и скоро собираться на летне—осеннюю охоту. А если вы еще и собачник, то начинаются выставки, нагонки – натаски, испытания, состязания – одним словом, только успевай поворачиваться. Глянешь в окошко, а уже и лист опадает, и по утрам трава в низинах белеет, и самое время по чернотропу погонять зайчика. Тут то в один из октябрьских дней мы и вспомнили про приглашение Петра. Собрали по крупицам денечки за не догулянный отпуск, за дружину, за базу, за дежурство. Поплакались в жилетку начальству, и наскребли таки свободную неделю.

Приехали. От станции до деревни, в которой живет Петр, дорога знакомая и кажется она, поэтому значительно короче, чем весной. Придя в деревню, направляемся к дому Петра. Дверь не заперта, но собаки во дворе нет, и это меня сразу настораживает. В доме одна хозяйка, а Петр в лесу на работе. При разговоре с хозяйкой выясняется, что наша надежда – Пират пропал еще летом. Обычная история с деревенскими гончаками, то застрелили, то украли, то волки на гону задрали, то исчез вообще неизвестно куда.

Хозяйка предлагает остаться в доме и дождаться Петра. Но как выясняется, гончих в деревне больше нет, и Петр в охотничьем плане вряд ли нам поможет. Возвращаться ни с чем в Москву обидно. Решаем идти дальше, благо, по словам хозяйки впереди еще три деревни, расположенные относительно недалеко друг от друга.

Трогаемся в путь с весьма призрачной надеждой. Эта надежда состоит в том, что вдруг повезет, и удастся примкнуть к какому ни будь охотнику с гончей собакой. Еще весной Петр говорил, что в соседних деревнях есть не плохие гончие.

Увы, две деревни проходим безрезультатно. На наши вопросы встречные местные жители, чаще всего женщины, отвечают, что мужиков–охотников в деревне много. Но чаще всего на промысел эти охотник бегают к ближайшему магазину. Что же касается собак, то их тоже много, но охотничьих, а тем более гончих вообще нет.

Доходим до третьей деревни, начинает смеркаться. Решаем, что если опять не повезет, то бог с ними с собаками, надо проситься к кому ни будь на ночлег. Однако первая же встречная женщина нам сообщила, что в деревне есть охотник – это Вася–тракторист. Правда, какая у него собака она не очень знает, но охотничья точно и в заключении женщина указывает дом, где живет Вася.

Подходим. Дом на замке. Во дворе, привязанная на цепь, в лае надрывается собака. Но, увы, не гончая, а скорее лайка. Хотя и кровь лайки там с трудом просматривалась, в основном через стоячие уши и загнутый крючком хвост. Но выбора у нас нет – скоро совсем стемнеет, поэтому, скрипя сердцем, решаем ждать хозяев. Снимаем свои рюкзаки и располагаемся на крыльце.

Примерно через час к дому подходит женщина во главе целой оравы ребятишек — их пятеро. Старшему лет пятнадцать, младшему лет шесть, все мальчишки, старший на костылях. Подойдя к нам, женщина сурово спрашивает кто мы такие и что нам нужно. Как можем, объясняем свою нужду, но особой надежды на приют не испытываем – изба то очень маленькая. Выслушав нас, женщина молча отпирает замок и суровым голосом командует нам «марш в избу!» Помещение внутри действительно небольшое – одна комната с русской печкой посреди. Из мебели две лавки, стол, деревянная двуспальная кровать, ни чем не накрытая, и широкие полати.

Несколько смущенные, мы садимся на лавку, и начинаем выгружать из рюкзаков на стол свою снедь. Ребятишки сидят на кровати и с большим интересом наблюдают за всем происходящим. Хозяйка, которую зовут Катериной, молча собирает все в большую корзину, и хочет унести ее в кладовку. И тут мой приятель не выдержал. Собрал конфеты, сушки, пряники в одну кучу и предложил их ребятам. Но у Катерины свои порядки. Разделив лакомства на пять равных частей, она оделяет каждого, а остальное убирает на полку. Молча, проигнорировав наши робкие попытки по оказанию помощи, хозяйка затапливает печку и ставит в нее большущий чугун с картошкой. Походя, она рассказывает, что сама работает на ферме, а дети после школы ей помогают, что у старшего Коли туберкулез колена и он вынужден ходить на костылях и что муж ее Вася вот–вот придет домой с работы. Действительно, через некоторое время приходит хозяин дома – Вася. Это невысокий худощавый мужчина с обветренным лицом и непропорционально большими и заскорузлыми, как у всякого тракториста, руками. Представляемся и просим помощи. В ответ хозяин говорит, что в доме можем оставаться, сколько захотим — «в тесноте, да не в обиде». На охоту ему с нами ходить сейчас некогда, а вот собаку в лес можем брать, она ходит с кем угодно, и гоняет кого угодно. Получив такую весьма расплывчатую информацию, советуемся и решаем остаться до конца нашей охоты – «будь, что будет». Авось из этой сомнительной затеи, что ни будь да получится.

Ужинаем в две смены – сперва дети, а потом мы. Достаем заветную бутылочку и угощаем хозяев. Катерина слегка пригубила рюмку, зато Вася это мероприятие воспринял с удовольствием.

По общепринятой традиции разговоры за столом пошли о жизни и об охоте. Колхоз, как обычно, в этих скудных местах бедный. Вася, хотя и числится трактористом, фактически работает чем-то вроде шофера. Дороги здесь для машин почти сплошь не проезжие – бесконечные леса да болота. Поэтому к Васиному «Беларусю» прицепляют тележку, оборудованную будкой с печкой. Вот в этой-то будке, по мере необходимости, возит он председателя колхоза по всей территории хозяйства. Что же касается охоты, то когда начинается отстрел лосей, то всегда за помощью обращаются к Васе. У Васи есть доступ к технике, на которой подвозят стрелков и вывозят мясо. Кроме того, показавшийся нам на первый взгляд невзрачным, кобель, по словам хозяина, непревзойденный по всей округе лосятник. С ним ходят в загон, а если необходимо, то он останавливает зверя на месте. Лосей в округе много, поэтому в сезон отстрел идет достаточно активно, и Васины услуги нарасхват. Соответственно этому, большая семья получает некоторую помощь за счет лосятины. Сам же Вася, часто обретает дармовую выпивку, к которой он весьма не равнодушен. Последнее мы без труда определили из отдельных реплик хозяйки. Домом же, хозяйством, и детьми железной рукой правит Катерина. А Вася – одно слово, по деревенским понятиям – охотник он и есть охотник.

На наши расспросы о гончих получаем ответ, что в деревне есть один гончий кобель. Когда- то он прекрасно гонял, но теперь ему больше десяти лет, и вряд ли на охоте из него будет толк. Но, тем не менее, завтра мы можем сходить к его хозяину: вдруг Вася ошибается, и нам повезет. А так, сидящий на цепи во дворе Угрюм, в нашем полном распоряжении. Пора спать. Мы высматриваем уголок на полу у двери, и пытаемся расстелить свои спальники, но не тут-то было. Катерина, не смотря на наши протесты, сгоняет детвору спать на печку. После этого выносит из кладовой сенной матрас, стелит его на единственную кровать и приказывает нам туда ложиться. Сама Катерина с Василием ложатся на полати.

Утром, еще до того, как вся семья разошлась, кто в школу, кто на работу, идем к хозяину гончего кобеля. Выжлец русский, внешне породный, но уже достаточно старый. Его владелец говорит, что давно с ним не ходил, но можно попробовать, и он сам с удовольствием пойдет с нами на охоту. Часов в десять идем в лес с нами гончак и Васин Угрюм. Угрюм, как и положено настоящей лайке, в лесу моментально скрывается из глаз, а гончий кобель плетется сзади. Где- то за лесным поворотом исчезает и он. Но минут через десять в округе раздается надрывный вой – все ясно, старик потерялся. Кричим и свистим, и вот он наконец, появляется. Вид у него виноватый, голова опущена, глаза слезятся – одно слово, старость не радость. Его хозяин начинает рассказывать о былых подвигах своей собаки. Потом неожиданно просит, чтобы я ее застрелил, потому что толку от нее теперь нет, а кормить накладно. Я инстинктивно поворачиваюсь к кобелю, и он вдруг мгновенно прячется за куст. До сих пор для меня остается загадкой – толи собака что-то почувствовала, толи это было случайное совпадение. Хозяину же я сказал, что собак никогда и ни при каких обстоятельствах не стреляю. В ответ он вздохнул и сообщил, что у него тоже рука на это не поднимается.

Через некоторое время наш новый знакомый с собакой возвращается домой, а мы с приятелем остаемся в лесу одни. В такой ситуации нам только и остается, что попробовать поохотится на зайца в узерку. Заячьего помета и свежих погрызов на поваленных осинах много. Авось да повезет, тем более что, по словам Васи, заяц начал белеть.

Расходимся. Иду примерно около часа и вот выстрел и крик «Готов!» Приятелю повезло, на него почти в упор наскочил, видимо поднятый мной, шумовой заяц. Рассматриваем трофей, заяц матерый и точно начал уже белеть. Тут откуда ни возьмись, из леса выскочил Угрюм и стал очень активно проявлять гастрономический интерес к добыче. Срочно от соблазна убираем беляка в рюкзак.

Окрыленные первым успехом, решаем двигаться дальше. Прошли примерно минут сорок и неожиданно, совсем не вдалеке, на одном месте залаял Угрюм. Спешим на голос, и вот на чистой поляне видим лосиху с довольно уже большим лосенком. Лосиха стоит слегка впереди, нагнув голову, раздув ноздри и прижав уши. Лосенок же робко жмется к ее задним ногам. Впереди лосихи буквально в полутора метрах от ее головы лает Угрюм. Останавливаемся неподвижно, и с интересом следим за происходящим. Лосихе видимо надоело стоять на месте, и она делает попытку уйти. Но не тут-то было, собака моментально опять оказывается перед ее головой, и все повторяется вновь. Лосиха в свою очередь делает несколько бросков в сторону собаки, однако та очень ловко уворачивается. Насмотревшись вдоволь на этот поединок, делаем несколько шагов вперед. Угрюм, видимо услышав нас, мгновенно активизировался. Лай его стал непрерывным, и он яростно начал кидаться на лосиху, стараясь сделать ей хватку за морду. Если бы нужда и желание, то у нас легко могла бы быть большая добыча. Но нам не нужна лосятина. Приехали мы за охотничьей радостью, а такой выстрел уже пахнет бойней. Поэтому мой приятель свистнул и звери, услышав и увидев людей, уже не взирая на собаку, кинулись в чащу, высоко вскидывая вверх почти белые задние ноги. Угрюм бросился вслед за ними, а я мысленно поаплодировал профессионалу.

В свое время, правда, не долго, я отдавал должное охоте на копытных. Но потом это, обычно коллективное, мероприятие мне разонравилось. В еще большей степени я полюбил индивидуальную охоту, когда обзавелся легавой собакой. Видимо мои охотничьи предки, гены которых я ношу, не очень любили загон мамонтов целой ордой. Вместо этого они предпочитали скрадывать в одиночку с луком и стрелами саблезубых тигров или шерстистых носорогов.

Вечером пришли домой, повесили зайца в сенях и вошли в избу. Узнав о нашей добыче, вся детвора во главе с Катериной высыпала в прихожую и начала рассматривать беляка. В заключение смотрин Катерина разразилась следующей тирадой: «легко ли кормильцы, приехали в такую даль, столько денег истратили, и эвона, подбили эдакую маленькую зверюшку; в ней ни жиру, ни мяса, одна шкура да кости; ой ни как ни окупите вы свою поездку!» Объяснения того, что для нас важна не столько добыча, сколько удовольствие от самой охоты, Катерина восприняла очень недоверчиво.

Ближе к ночи пришел домой Вася в сильном подпитии. Катерина, в отличие от большинства женщин в таких случаях, встретила его почти ласково. Не осыпая разными, обычно применяемыми словами, подхватила его на крыльце и бережно уложила на лавку. Оказалось, что Вася, будучи в подобном состоянии, активно начинал участвовать в политической жизни. Это выражалось в том, что он очень не любил бывшую нашу правящую партию и постоянно выкрикивал в ее адрес: «коммунисты, попрошайки, петровцы». Особенно нас заинтересовало последнее обвинение — «почему именно петровцы?». Впоследствии нам объяснили, что «петровцы» пошло от названия местной деревни Петровка, где в незапамятные времена обосновались хлысты. По этому в здешних местах это прозвище считается одним из самых нарицательных.

В течение последующих трех дней наши выходы на охоту, в общем-то, были неудачны. Я позорно промазал по поднятому с лежки зайцу, и взял двух рябчиков на манок. Лосей в лесу было много, и Угрюм, каждый раз с честью, выполнял работу по основной своей квалификации. Но нам от этого было не легче.

Больше всех наши неудачи переживала Катерина, причем особенно на мой счет. «Ох, желанный, ну что же ты такой не везучий, домой приедешь и совсем пустой, а женка то, поди, сидит и ждет с добычей, все глаза проглядела» причитала она после очередного нашего возвращения с тощими рюкзаками.

Как-то вечером, Вася деликатно спросил: нет ли у нас лишних, как он выразился «торговых» пуль. Я всегда, будучи в волчьих местах, в патронташе таскаю два пулевых патрона. У моего приятеля так же нашлась пара. Отдавая патроны Васе, я вдруг вспомнил, что они двенадцатого калибра, а Васина одностволка была шестнадцатого. Но Вася меня заверил, что это именно то, что ему нужно. В доказательство своей правоты он разрядил патрон и слегка повозился с одной из наших пуль. Затем с помощью напильника и плоскогубцев загнал ее в металлическую гильзу шестнадцатого калибра. В заключение после всех этих манипуляций пригласил нас к ближайшей березе, что бы опробовать его изделие. Мы на всякий случай отошли подальше, а Вася приложился и выстрелил в березу. От этого выстрела нашего хозяина отдачей развернуло почти на девяносто градусов. Однако сам он и ружье оказались на удивление целы. Что же касается березы, которая была толщиной почти в обхват, то пуля прошила ее насквозь. В подтверждение охотничьей целесообразности такой стрельбы Вася привел следующий довод: «Нонешней зимой пошел я в загон, Угрюмка где-то загремел. Выхожу на поляну, а там, задом ко мне, стоит здоровенный лосишка и слушает. Стрелять надо было никак не менее чем шагов с семидесяти, а пуля у меня торговая, калибра как теперь. Приложился – тресь, и лосишка лег. Подхожу. Маткин берег! Дырка от пули около хвоста, а кровь течет из шеи. Собралась команда, глянули, а лосишка-то, прошит почти насквозь, с заду наперед»

После третьего нашего неудачного похода. Вася вздохнул и обещал помочь. Вечером мы пошли к одному его знакомому, и выяснили, в чем будет состоять эта помощь. Во дворе на цепи сидел здоровенный кобель — дворняга, вот его-то, в помощь нам, и предполагалось отрядить. По словам хозяина, кобель гонял зайцев отлично, но молча. Мы было попытались возразить, но хозяин остановил нас жестом руки, после чего вынес из сарая большой колокольчик или скорее маленький колокол. Соответственно российской народной мудрости колокольчик-колокол привязывался к ошейнику собаки и заменял ей голос. Раньше я где-то читал об этом способе охоты, но на практике встретил впервые. А так все просто: стой и слушай, откуда идет звон. Но были и маленькие тонкости, о которых нас предупредил хозяин кобеля. Собака — «молчун» не полный, и отдает голос по зрячему зайцу. По этому при подъеме беляка с лежки, иногда возникает возможность сориентироваться. Кобель гонит зайца на бешеной скорости и если, в конце концов, загоняет его, то мгновенно сжирает вместе со шкурой. По этому если заяц бит, то первейшая задача охотника поспеть к нему раньше собаки. Ни о каких подранках конечно и речи быть не может.

Наступает завтра и мы с кобелем, посаженным на длинную веревку и с колокольчиком, укрепленным на его лохматой, шее отправляемся в лес. Как ни странно, но собака зайца подняла довольно быстро и, как и говорил хозяин, несколько раз при этом отдала визгливый и довольно противный голос. И тут начался, простите, не гон, а звон. Понять, двигается ли собака по следу или скололась и разбирается на скидке, было невозможно. Поэтому все, включая и потерю следа, оставалось так сказать на полной «совести» кобеля. Ибо в любом случае собака двигалась, и соответственно звон раздавался постоянно. Несколько раз звон исчезал со слуха, но потом возвращался вновь. Под эти звуки мы бегали часа два, пытаясь подставиться, но безрезультатно. Если все происходило так, как мы предполагали, то надо отдать должное нашему дворянину, вязкость у него была такая, что и породная гончая могла позавидовать. Да и скорость на ходу была очень велика. Так что к концу двухчасовой беготни заяц, похоже, выдохся и перешел на малые круги. При этом собака его вероятно пару раз перевидела и отдала голос.

Долго ли коротко ли, но заяц, в конце концов, вышел на меня и я метров с тридцати стукнул его на повал. Но вот после этого и началось самое интересное. Памятуя о наставлениях хозяина кобеля, я стремглав через валежник кидаюсь к битому беляку. На ходу не оборачиваюсь, потому что звон позади все ближе и ближе. Из последних сил подбегаю к зайцу и, не раздумывая, в падении, накрываю его своим телом. И очень во время, уже лежа на зайце, слышу, как у меня над ухом клацнули собачьи зубы. Чувствую, что кобель стоит надо мной, не отступая, и жарко дышит в затылок. Нет, думаю про себя, так мне с зайцем на ноги не подняться – выхватит добычу из рук, мерзавец. Лежа, расстегиваю на животе куртку и засовываю под нее беляка. После этого по возможности быстро вскакиваю на ноги, и попытка кобеля вырвать у меня зайца не удается. Подошедший приятель оказывает мне помощь, и мы вдвоем укрощаем своего добытчика, посадив его на веревку. Положенную в таких случаях заячью лапку – пазанок, он проглатывает, по-моему, целиком, даже не разгрызая кость. Дома больше всех моей удаче рада Катерина: «Вот и ладно, приедешь домой, а женка-то, хоть и порадуется кормильцу».

Наступило время нашего отъезда. Прощаемся с гостеприимным семейством, благодарим за кров и ласку, и в путь. Катерина, верная себе, пытается напоследок возместить наши дорожные материальные убытки при помощи сухих грибов и клюквы. Однако мы наотрез отказываемся – ведь тащить-то все на своем горбе. В ответ спрашиваю хозяйку: «не нужно ли чего ни будь прислать из Москвы?» Смущаясь, она говорит, что у старшенького на зиму нет шапки. Записываю почтовый адрес и обещаю, как смогу, помочь нужде. Тут к дому подкатывает Вася на тракторе с тележкой, в которой лежат мешки с зерном для помола на мельнице. Васе по дороге с нами, и он предлагает подвезти.

Залезаем на мешки, где уже сидят две женщины и трогаемся. При переезде через огромную лужу, вода в которой уже покрылась льдом, наш трактор застрял. Вася привычно пошел в лес и срубил бревно метра полтора длинною. После чего, стоя в высоких сапогах по колено в ледяной воде, начал прикручивать проволокой это бревно к заднему колесу трактора. Причем крутил проволоку, он голыми руками, а морозец с утра был уже довольно приличный. Такого приема болотистая лужа не выдержала и отпустила нас с миром. Но тут мы заметили, что одно из колес тележки при движении не крутится. Покричали Васе и объяснили в чем дело, но он только рукой махнул, и мы поехали дальше. Проехали, правда, не много так как колесо отвалилось совсем. После этого наш тракторист только пожал плечами. Затем он отцепил и оставил на месте тележку, женщин кое-как устроил на тракторе, и мы еще раз попрощавшись, двинулись в разные стороны

В поезде обсуждаем прошедшую охоту со всеми ее перипетиями и радуемся одной из самых главных, на наш взгляд, удач. Дело в том, что Вася, отвечая на наши вопросы о глухарином токе, сообщил, что ток есть. По его словам, ток расположен километрах в пятнадцати от их деревни. Раньше Васин отец ходил туда с ночевкой, и бил не более двух глухарей. Больше ему было не унести. Вася очень подробно объяснил, где конкретно расположен ток, и как туда можно добраться. По его словам ток существует и по сей день. Не далее, как в прошедшем марте они ездили туда на тракторах за дровами и видели многочисленные чирки на снегу и поднимали самих птиц.

По приезде в Москву выполняю Катеринину просьбу, и еще до зимних морозов отправляю в деревню шапку и пачку Васиных любимых «торговых» пуль. Не прошло и трех недель, как в ответ от Катерины приходит посылка, битком набитая сухими грибами и клюквой.

Прошло два года. Как-то весной нас охотничья судьба снова занесла в знакомую деревню. Подходим к дому, но вид у него совсем не жилой и ставни заколочены. «Неужели что ни будь случилось?» — думаем мы. Но нет, соседка объясняет, что у Катерины дом теперь новый, и живет она в другом конце деревни. Подходим, и точно, перед нами новый просторный дом, даже бревна еще потемнеть не успели. Окна с резными наличниками, широкое крытое крыльцо и на нем стоит наша добрая хозяйка. Заходим, кругом идеальная чистота, полы выскоблены, везде постелены домотканые половики, на окнах вышитые занавески. Ну, прямо рай, да и только. Расспросам нет конца: как сами, как семья, как охота? Подробно отвечаем, хотя нас больше всего интересует – откуда такая благодать? Уж, не в спорт ли лото выиграли? Но нет, не в спортлото. По словам Катерины, их несчастный колхоз перевели в совхоз и стали платить деньгами. Катерина пошла работать на конюшню конюхом, и к своим, положенным ей для уборки лошадям, взяла еще группу. Зимой работали всей семьей, а летом, когда лошадей гоняли на пастьбу, собирали клюкву и бруснику. В нашей северной глуши не так трудно собирать ягоду, как тащить ее до дома, порой за десяток километров. А тут можно сказать свои лошади. Кинул лошадке на холку телогрейку, навьючил в перекидку два мешка, посадил верхом младшенького, и марш в деревню. А дома ягоду можно продать перекупщикам, купить лес, нанять плотников и вот они, как в сказке, новые хоромы. Хороша, конечно, эта сказка, но сколько в нее сил вложено, сколько пота пролито… Сидели бы у Катерины до вечера, но как всегда, нас ждет еще дальняя дорога. На прощание, не смотря на наши протесты, мы были накормлены «серыми щами» с бараниной. Щи были такими, что я их вкус до сих пор помню. Вот и теперь, спустя много лет, при воспоминании о Катерине, в который раз приходят слова поэта о русской крестьянской женщине.